Трахнуть девочку в машине Гоша всегда мечтал, но ему было важно, чтобы это была его машина. Будет ли это его девочка, Гоше было наплевать. К шестнадцати у него была разбитая старая красная восьмёрка, купленная с рук у каких-то алкашей, и там он хорошо провёл время не с одной легкомысленной девицей. Через некоторое время ему это наскучило, но машину он теперь ценил не за это.

Гоша вообще любил колёса.

Своё первое признание в любви Гоша, кстати, произнёс, сидя на велике.

Во дворе его двенадцатиэтажки на первый взгляд не было ничего интересного, за исключением квадрата два на два, расчерченного под игры с мячом. На турник и паутинку нужно было идти в соседний двор, но они не сильно интересовали маленького белобрысого мальчика с прямым взглядом. Многие взрослые ругались, что детям негде погулять, что асфальт перед домом плохой… Ничего, правда, не делали, чтобы это исправить, но ругались.
А Гоше нравилось. Асфальт был, конечно, не очень качественным, весь в каких-то дырах и ухабах, перемежающийся с островками травы и пушистых колосков, но в этом-то и была вся его прелесть. Это был первый Гошин велодром, место, по воле буйной ребяческой фантазии превращающееся то в городские руины, то в холодный Плутон, то в долину гейзеров, грозящих смертью замешкавшемуся путнику… И Гоша на велосипеде летел, переезжал островки, спасая мир от кровожадных злодеев, испытывая при этом самый искренний восторг.

Ксюша сидела на скамейке и рассеяно провожала взглядом дочь, восседающую на велосипеде. Велосипед был уникальным в своём роде, его собственными руками собрал Ксюшин муж из запчастей самых разных велосипедов, в том числе, взрослых. Самой новой деталью было удобное кожаное седло. Гордая надпись «Олимпик» для маленькой Кати отдавала чем-то доисторическим, чем-то советским, тем, о чём она пока не имела ни малейшего представления. Все велосипеды, которые были у Кати позже, не могли заменить родного друга и, когда она, шестнадцатилетняя, отвозила его на помойку, она старалась идти как можно медленнее.

Так когда-то её бабушка замедляла ход, вытирая рукавом платья слёзы, на пыльной сысертской дороге, ведя за собой единственную корову, любимицу семьи, на продажу.

Ксюша задумалась о чём-то своём и совсем не заметила, как на площадке развернулась целая драма. Гоша не удержался от искушения поймать маленькую светленькую девочку и после недолгой погони подрезал «Олимпик» так, что передние колёса их велосипедов врезались друг в друга. Катя, растерявшаяся от такой наглости, удивлённо посмотрела на захватчика. Она пару раз сегодня уже ловила его взгляд, но не придавала ему значения. И вот он смотрит на неё прямо я нагло, следя за её реакцией. Это было что-то совершенно новое, чужое, непонятное, неправильное, то, от чего становилось страшно.

– Пропусти.

На мгновение колесо Гошиного велосипеда отъехало вбок, освобождая проход, но, только Катя тронулось, всё повторилось.

– Пропусти, пожалуйста, – уже с нажимом, непривычным для себя, повторила Катя.
– Нет.
– Пропусти.
– Нет.
– Почему?

Катя беспомощно оглянулась вокруг. Все были заняты своими мыслями, никому и дела не было до того, что происходит между двумя светловолосыми детьми, вышедшими покататься на велосипедах. Колесо снова освободило путь. Катя надавила на педали, уже без особой надежды на то, что отделается так просто. Снова столкновение, правда, не такое сильное, как в первый раз, от которого Катя чуть не потеряла равновесие. К горлу подкатила злоба на этого внезапно нарушившего её фантазии человека, не отводящего взгляд.

– Я тебя люблю.
– Чтоооо? – рассмеялась Катя.
– Я тебя люблю, – повторил Гоша, резко выдохнув, торжествуя, что ему дались эти слова, но недоумевая, что же в этом может быть смешного. Сказано-то всё было правильно.
– Дурак! – с наслаждением констатировала Катя и изящно освободилась из велосипедного плена, направляясь в мамину сторону.

Подсознание, знаете ли, творит с людьми удивительные вещи. Когда шестнадцать было Кате, она без памяти влюбилась в мальчика, приехавшего на велике к ней в Сысерть.