Сначала приснилось, что я в кинотеатр ходила на ужастик,
а потом сама в него перешла.

Это была история про место, куда мы поехали отдыхать. Я училась играть на странных духовых инструментах, а у меня не получалось, и мне говорил Артём Шведов, мой бывший одноклассник, что у меня объем легких очень маленький, а я обижалась. Мы веселились, а потом мне начало казаться, что я попала в ловушку. И я увидела на стенке "ацтекские руны", и земля стала вязкой. И потом там вылез какой-то зомбяк и стал нас целовать. И от первого поцелуя мы стали вязкие и жидкие, от второго мы облезли до органов, от третьего нас вывернуло наизнанку. То есть в прямом смысле вывернуло, так, что желудок снаружи, и всё такое. Это было очень мерзко. А потом он ушёл, а мы тут вечно должны были остаться жить. Приходили другие люди отдыхать, но они нас не видели даже, а если бы увидели, то убежали бы, потому что нам самим противно было на себя смотреть.

А этот ацтекский царёк за водой ушёл куда-то. И мы придумали, что раз он такой примитивный, то и способ избавления от проклятий будет примитивный. И мы поцеловались друг с другом, и стало нормально. И вторые люди, которые с нами были, тоже. И мы радостно побежали из пещеры, пока царёк не вернулся.
И причём это была не я, а вообще левые герои, актёры фильма. Просто я всё чувствовала, как они, и была кем-то из них.

Потом я в кинотеатре услышала, как на входе мой папа стоит и говорит по телефону, что ждёт, пока я кино посмотрю. И что я не веду его в квартиру Лизы Парамоновой, потому что там мой молодой человек, и я стесняюсь. А у меня молодого человека нет. И я повела его в квартиру Лизы.

Потом был другой сон, я жила в первобытной семье в первобытном лесу. Снаружи было очень темно и страшно, и ходили всякие чудища. На нас напал "орангутанг" - это был трёхметровый здоровенный зверь с лысо-волосатой головой, ручищами громадными и ножом размером с мою руку. Мой старший первобытный брат не справился с орангутангом и, кажется, умер. А я долго боролась, и его как-то убила, и нож у него забрала. Нож был хороший. Труп мы вынесли из дома. А потом было страшно, потому что за труп пришли другие орангутанги мстить. Я убила чью-то жену, и её муж - он был поумнее и даже умел разговаривать - пришёл и стал спрашивать, не мы ли убийцы. А я нож за спиной спрятала, а он в крови его жены. Мы сказали, что не мы, он вокруг нашего дома походил и ушёл.

А потом началось средневековье, и меня обвиняли, что я кого-то убила, а я пряталась под мостом и ныряла в бассейн, чтобы убивать незаметно акул. А это были не просто акулы, а какая-то нечистая сила. И каждый день мне нужно было надевать новое платье своей династии. А одежды было очень мало. Я придумывала её на ходу.
А потом там банда появилась, и все их преступления почему-то на меня вешали, и я была в бегах, и никому не могла доверять. Ко мне пришли двое мужчин и сказали, чтобы я им тоже не верила особо, но рассказали о политической ситуации, посоветовали, что мне делать, и вставили в глаз какую-то линзу, чтобы я могла видеть скрытую нечисть.

Я вернулась домой, забрала свою младшую сестрёнку (или братика). Мне ещё было стыдно смотреть ей в глаза, потому что я убийца. И мы побежали "в бега".

Мне сегодня снился сон про перерождение мира, где я сначала превращалась в воду, потом из воду в огонь, потом из огня в глину, а потом из глины во всех живых существ

Сначала какие-то приключения были, где нас обливали водой и мы ходили по морозному городу, я ещё все кричала, что мне нужно помыть голову перед тем, как идти на концерт.

Потом мы попали на пиратский корабль, который был в виде трамвая. Там у всех были разные роли, кто-то за шкоты-паруса отвечал, кто-то за руль. А я и ещё три человека - мы прыгали с факелами в воду, под водой кувыркались, чтобы получился из огня красивый круг, потом вылезали обратно. Но это были учения. А когда настало время боевых действий, то мы ныряли под воду с трамвая и хватали в руки как можно больше сокровищ со дна. Потом вылезали обратно. Это было сложно, но у меня получалось. А потом трамвай - корабль нас не дождался, и я успела протиснуться в двери на ходу, а остальные пираты нет.
Я решила, что не кину друзей, вышла на следующей остановке, и мы пошли куда-то.

Потом у нас в машине (не помню логической связи между кусками сна) умирали хомячки или мышки, нам их было очень жалко, хотели их спасти. Мы как-то специально махали руками и ногами, чтобы восстановить биение жизни, хомячки-мышки вроде даже начали оживать от наших реанимационных предприятий, но не получилось в последний момент.

И потом я услышала таинственный голос, что мне пора. Я через лобовое стекло машины нырнула в воду, потому что машина плыла. Всё вокруг исчезло, я в этой воде растворилась. Сначала было страшно, что задохнусь, но потом я поняла, что я сама - вода, и перестала бояться, и растворилась. Потом вроде как прошло много времени. И я начала превращаться в огонь, а рядом с этой водой была очень красивая земля доисторическая.

Я была огнём и решила навестить своих друзей, потому что понимала, что в каком-то виде они должны остаться на земле, потому что всё едино, а души перерождаются. Я стала их искать на том месте, где когда-то много лет назад была машина, но тот же самый голос, который говорил мне нырять, такой тихий, женский и величественный, сказал мне, что ещё не пришёл Гончар. И я увидела столбы из глины, и поняла, что мне тоже надо из огня стать глиной, и тогда Гончар сделает из нас опять живых существ.

Сегодня иду я себе спокойно на пары, как вдруг меня догоняет Юля, бешено обнимает, поздравляет с днём рождения, мы прощаемся, я захожу в универ и уже поднимаюсь по лестнице, но тут она хватает меня за руку, ничего не объясняя, вытаскивает из дверей универа, мы перебегаем дорогу и она покупает мне здоровенный букет роз.
- Вам завернуть, чтобы шипы не кололись? - спрашивает продавщица.
- С днём рождения!
- Ой, вы прямо здесь поздравляете? Ну тогда вам теперь сразу в ресторан!

DeVlinder, это было прекрасно, спасибо)

За окном ливень, опять, как назло, именно в тот день, когда мы с группой празднуем экватор. Меня уже ждёт снятый коттедж с шашлыками и сауной, а мне никуда не хочется, сижу перед окном и смотрю пустыми глазами в дождь.

Экватор.
Это так страшно. Половина пути позади.
Я на каждом углу кричу, что мне надоела университетская учёба, но, тем не менее, лезу вон из кожи и закрываю вовремя сессии.

И очень боюсь момента, когда я буду стоять с дипломом в руках. Потому что потом придётся что-то делать, работать, жить. Искать себя будет ещё не поздно, но уже… как бы это сказать… неактуально.

Говорят, что студенческие годы - лучшее время в жизни. А я понимаю, почему так говорят. Это время - как отсрочка, только не от армии (я женского пола, мне неактуально), а от взрослой жизни. По правам ты уже совершеннолетний человек. Пей, гуляй, меняй документы, женись. А по обязанностям у тебя смягчающие обстоятельства. Можно и с родителями пожить, не стыдно, я же ещё учусь. Можно не работать, некогда, я же учусь. У меня не хватает времени заняться собой, я учусь. И выбирать пока ничего не надо, выбор на 4 года вперёд уже был сделан.

Пойду напьюсь, что ли.

Я просто счастлива, что он у меня есть, мой М. Звучит ужасно эгоистично, но это правда.

Когда я ехала туда ко времени, среднем между двумя и тремя, я не надеялась, что пройду хотя бы КПП. Я готова была плавится на солнце с мороженым, купленным принципиально для этого. Меня впустили за ворота сразу, как я назвала его фамилию. Мороженое умерло через час, растёкшись белой лужей по столу, я похоронила его в ближайшей урне, хотя следовало в самом начале ожидания отдать дежурному: не к добру это, когда сразу пропускают.

"Комната ожидания", как я её для себя называю - это такой улей. Туда слетаются мамаши, папаши и маленькие дети, чтобы привезти обеды первое-второе-домашний-торт; и друзья на поржать - "лошаара, ну как ты тут, в армии?". Неважно, господа. Точно говорю, неважно. М служат в очень престижном полку, возможно, одном из лучших в России. У них предусмотрена культурная программа музеи-театр-выставки, но запрещено читать. Не уставом запрещено, просто нельзя. Книги, письма и фотографии хранить в тумбочках можно. Читать - нельзя. Как хотите понимайте. Телефоны не дают вообще, на плацу был показательно разбит пятый айфон. Какой придурок догадался взять его с собой в учебку - непонятно. Первые две недели обстановка смахивает на военизированный пионер-лагерь "Рукодельница": все едят, спят и подшиваются. Блатные с трудом держат в руках иголку, везунчики вроде М из простых смертных всё ещё не могут прийти в себя от счастья, что они служат в центре Москвы.

Час двадцать я читаю журнал, потом голос в телефоне неверно называет меня по фамилии, я пугаюсь. что из колледжа, там переспрашивают: "Девушка М?" "Да!" - радостно отвечаю я. "Сейчас придёт". Ещё двадцать минут читаю свежий номер "Русского репортёра" и вот он, момент истины. М тихо заходит со спины и садится напротив. Стол стоит у самого входа, но я никуда не пересаживаюсь, потому что он родной: я отвоевала его полтора часа назад, затем стулья, потом протирала влажной и сухой салфеткой от потёкшего мяса наглой тётки и от эскимо, потом ещё рубашкой своей протёрла, пока всё раскладывала. Мы со столом уже одно целое, меня никто не замечает за всё то время, что я за ним сижу.

Я отчитываю М за вчера, говорю-говорю-говорю, пока потом претензий/проклятий/ультиматумов не иссякает. Он смотрит на меня виновато и почему-то снизу вверх. Отвечает только на магические слова "полгода", поздравляет. Совсем не то, что мне хотелось бы услышать. Абсолютно. Но я выговорилась, успокоилась, всё-хорошо, вдох-выдох. Мне не хочется плакать и я не нервничала ни минуты. Когда он сел, я посмотрела на телефон, было 16:03. Я приехала в 14:20.
- Меня спрашивают, сколько до дома, а я отвечаю "40 минут".
- А в днях считаете?
- Неа. Понятия не имею, сколько там осталось.
- Триста сорок восемь или семь. Я хотела крутую фишку с обратным отсчётом, но поняла провальность идеи: сама не осуществлю. Вернёшься, будет считать вместе.
Рассказываю про Мосфильм, про ночные переписки с Х и его утвердительный ответ. Возмущается, проглатывает все подколы, всё пытается обнять. В пять с копейками у меня сносит крышу в три раза больше, чем ночью, поцелуи обрываются на двух минутах, я чуть не рву свои же колготки. Тяжело дышу в любимую ключицу, сейчас закрытую наглухо формой. Прижимает к себе. Ещё целует, очень нежно. С губ срывается стон. Впиваюсь ногтями в его руку. Всхлип. "Мне так тебя не хватает". Во мне океан нежности, страсти, заботы, который разливался по планете полгода и сейчас снова сосредоточился у самого ядра. Меня разрывает, мне плохо, больно. Как это словами? Я в тумане, в прострации.

Пора на ужин. Выходим на улицу, ещё целуемся. Все уже построились. "М, стройся", - задорно кричат ребята. "Стройся", - толкаю его в бок, потому что спина уходит из-под моих рук и вот уже его руки поднимат меня и тащат в сторону ребят. "Придурок, я же в юбке", - смеюсь, одергиваю короткую чёрную, ребята улыбаются уже на ходу. Догоняет их и машет рукой. Я счастливая обхожу лужи на территории. Едва вышла за ворота - дождь. Я дважды приезжала с зонтом, а сегодня без. Жду трамвая у обочины, руки крестом на груди, останавливается красивая большая машина, но я машу руками - не надо - подожду ещё.

На журфаке (и в универе вообще) нас учат чему угодно.

Дисциплинированности - когда тебе приходится сдавать на три зачета больше, чем всей группе, только по причине плохой посещаемости, и твои идеальные баллы ничего не стоят, и две пропущенные пары оборачиваются 20 билетами.

Умению переживать несправедливость - когда ты просто по необъяснимым причинам не нравишься преподавателю, и он отправляет твою стипендию отличника в тартарары, и глазом не моргнув.

Умению выбираться с самого дна, брать в последний момент себя в руки и концентрировать свои силы - когда за ночь ты пишешь добросовестный курсач, а за последнюю неделю выполняешь семестровую норму заданий.

Наглости - когда ты выпрашиваешь у препода автомат и доказываешь, что ты ангел.

Хитрости - списать, сидя на первой парте, нарисовать себе баллы в ведомости, срезать два круга на отработке.

Вере в человечество - когда на 10 идиотов встречается один прекрасный преподаватель, который, правда, не нравится никому, кроме тебя, но на его лекции идешь, как на праздник.

Умению оценивать свои силы, идти на риск, когда или пан, или пропал.

Терпению. Нечеловеческому терпению - когда два курса за спиной, неимоверно хочется плюнуть на всё и забрать документы, но не делаешь этого.

Выживанию - потому что пробежать 3 км под ливнем в одной футболке, когда люди рядом ходят в пальто, и выжить - это тоже уметь надо.

В универе нас учат много чему. Только не специальности, разумеется.

Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять,
Вдруг охотник выбегает,
Прямо в зайчика стреляет!
Пиф - паф ой-ой-ой
Умирает зайчик мой.
Привезли его в больницу,
Отказался он лечиться,
Привезли его домой,
Оказался он живой!

Вообще-то это просто приложение к докладу по современному русскому языку об особенностях синтаксиса Виктора Пелевина.
Попытка стилизации.
Задача была переделать в стиле автора вышеупомянутую считалочку.

***
Посреди поля, заросшего высокой, высушенной ветром травой, которая в это время суток и при такой погоде кажется особенно безжизненной, возвышался небольшой холм, к тому же, идеально круглый, как проплешина на голове лысеющего мужчины. Посреди проплешины со спокойствием Будды восседал человек, не обделённый ещё растительностью на голове, но уже заметно поседевший. Он протягивал длинные костлявые пальцы к пламени костра и старательно делал вид, что не замечает маленькой тени, быстро шнырявшей внизу пригорка.
Прошло несколько мучительно долгих минут, и тень быстрыми прыжками подскочила к пламени.

- Дед, а дед. А у тебя там случайно не водка? – спросила тень, показывая на большую стеклянную бутылку, внутри которой плескалась мутноватая жидкость.

- Самогон. – Невозмутимо отвечал дед. – Хватит мельтешить, садись, налью.

Заяц испуганно присел на край полена, лежавшего рядом с костром. Вид у него был потрёпанный; больше всего он сейчас напоминал архетипический образ детской игрушки, прошедшей огонь, воду и железную хватку хозяйки, которая, будучи жестокой, как все дети, роняла его на пол, отрывала лапы, оттачивала последние методы хирургических практик.
Сидеть рядом с дедом было страшно, опасения усиливала лежащая рядом и уже заряженная двустволка, но ещё больше не хотелось возвращаться обратно, в тёмные заросли степной травы.

Дед разлил по металлическим кружкам мутный самогон, достал из видавшего виды охотничьего рюкзака помятую жестяную коробку из-под леденцов, аккуратно приподнял крышку и зачерпнул ножом белый порошок; кинул щепоть себе в стакан, чуть меньше – зайцу. Помешал, позвякивая ножом о стенки кружки.

- Что смотришь? Не видал никогда? Пей. Это у нас с «Авроры» пошло, «Балтийский чай» называется.

Заяц недоверчиво посмотрел на своё отражение в кружке. Посиневшие щёки, ободранные уши, большие не то от темноты, не то от страха зрачки. Тоже мне, вышел погулять, нашёл время. Он зажмурился и выпил залпом мутную жидкость. В горле резко онемело, по телу разлилось приятное тепло, голос куда-то пропал.

Спустя несколько минут заяц заметил, что ему хорошо и спокойно, так, как не было, наверное, никогда; страх куда-то исчез, и впервые за всю свою недолгую жизнь он не оглядывался судорожно по сторонам, но смотрел на мир открытыми глазами. Он видел всю красоту летней степной ночи: полная, глазастая, чем-то похожая на него, зайца, луна, шелестящие от лёгкого полночного ветра стебли, свет от костра, плавно перетекающий в бархатную темноту. Какой приятный, благородный чёрный цвет.

- Вот она, жыыыызнь! – прохрипел заяц неожиданно низким, осипшим от водки голосом.
– Я живой! Живой! АААА НАМ ВСЁ РАВНО, АААА НАМ ВСЁ РАВНО, НЕ БОИМСЯ МЫ ВОЛКА И СПЕЦНАААЗ! – горланил он так, что было слышно в соседнем перелеске.

- Хорошо? А ты ещё отказывался, дурень. - Дед усмехнулся себе в бороду, помолчал, посмотрел в одуревшие глаза зайца. – Смерти, говоришь, не боишься? Живёшь? А знаешь ты, заяц, что такое жизнь?

- Ну это… способ существования белковых тел, форма материи… совокупность…

- Чегой? Какая тебе самокупность? Где твои белковые дела?

- Дед, ты чего, вот же, я сижу, ты сидишь, вас в школе не учили разве?

- А где мы с тобой сидим?
- В поле.
- А поле где?
- На Земле.
- А Земля где?
- В космосе.
- А космус твой где?
- В вакууме. Ну, в пустоте то есть, – Пояснил заяц для неграмотного деда.

- То-то, – Снова чему-то посмеялся дед. – А ты посмотри в неё, в пустоту-то.

И заяц стал вглядываться в край, где пламя от костра переставало освещать траву, и степь превращалась в пустую чёрную бесконечность. «А что такое бесконечность? Это когда пространства очень много или очень мало? Но если много, то оно в любом случае когда-нибудь закончится, а если мало, то уже закончилось, а значит – и внутри зайца что-то оборвалось. - Бесконечность – это там, где пространства нет вообще. Но что-то же там должно быть, не может же так, что всегда нет ничего, миллионы веков не было ничего и не будет… Но если нет пространства, нет и времени. И меня нет. И деда нет. И вообще ничего нет, а если так, то зачем и куда я ...».

Кто-то с силой выдёрнул его за уши из водоворота мыслей. Заяц повернул голову и увидел прямо перед глазами дуло старой дедовой винтовки, от неё пахло чем-то металлическим, а ещё порохом и сажей.

- Просыпайся быстро. Стрелять буду. Считаю до пяти. Рраз, два, тррри, четыррррр…

Тырррррррррррр.

Кто-то дёрнул его за уши. Артём повернул голову и увидел прямо перед глазами лист бумаги. От него пахло чернилами и краской. Только что прозвенел звонок, но весь класс не выбежал на перемену, а стоял тесным кружком вокруг парты Артёма, и эту толпу возглавляла большая и грозная, как девятый вал, Лидия Петровна.

- ЗАЙЦЕВ!
- Лидия Петровна? Вы мне скажите, это мне сон приснился, что я заяц, или… зайцу…

- Проснууулся. Чем он на уроках занимается! Ладно бы просто спал, а он какую-то ерунду читает. Что это? Кто тебе это дал? Этого Пелевина вообще запретить надо, наркоман старый, понапишет бреда, а дети потом мозг себе ломают, - сказала Лидия Петровна, развернулась и с чувством непоколебимого достоинства удалилась, повиливая бёдрами в проёме двери.

Ярко светило солнце, заставляя щуриться и высматривать вдали киоски с мороженым. Куранты пробили ровно двенадцать раз. Катались на роликах дети. Их визгливо облаивала собачонка на тощих лапках, чем-то напоминающая свою хозяйку. На лавочке, в тени облезлых пыльных деревьев, вечно нетрезвый баянист зарабатывал себе на кусок хлеба. Девушка с собачкой дёрнула спутника за край рубахи (Гриш, давай ему мелочи дадим, жалко же). Шумели машины, от пруда пахло тухлой рыбой и почему-то морем.

Ида лежала на газоне, подстелив под себя куртку. До встречи ещё шесть часов, домой нельзя, родители уверены, что она уже неделю как с братом в Кирове, а спать хочется нечеловечески. Можно, конечно, в трамваях, но от конечной до конечной максимум полтора часа, а ещё трясёт, бабульки вечно просят место уступить и душно. Поэтому она просто лежала на траве и пыталась дремать, отгородившись от мира качественными наушниками.

В голове мелькали цветные картинки и странные мысли, которые приходят только на грани между сном и явью. «Надо в магазин зайти за краской, а ещё вчера Лёня на меня странно посмотрел. Говорят, его в отделение увезли. Интересно, почему милиционеры ходят в синей форме, они хотят быть похожими на грязное осеннее небо? Хоп, мусорок, не шей мне срок… А пруд чертовски красив, если смотреть сверху, даже мусора не видно, который в воде плавает. Надо его собрать. Надо собрать всё в большие бутылки. Всё жёлтое собрать. А если жёлтого будет не хватать, то мы покрасим, обязательно покрасим».

Солнце почему-то перестало бить в лицо, и Ида инстинктивно открыла глаза. Свет загораживал высокий молодой человек. Он стоял на газоне и с глупой улыбкой смотрел на лежащее тело с раскинутыми в стороны руками. «Волосы забраны в небольшой хвост, небритость, клетчатая рубашка навыпуск, кеды со звёздами, в руках зеркалка, — ещё один хипстер», — поставила она диагноз.

—Ты что, фоткал меня?
— Ну да, — растерянно ответил хипстер. — Ты так мило спишь.
— Очень мило. Наверно, как всегда, с раскрытым ртом и текущими слюнками. Тебе хорошо, ты выложишь это потом к себе на страничку и получишь пару десятков лайков, а я стану новым лицом интернет-приколов, меня будут узнавать на улицах, и придётся срочно эмигрировать из страны. А я пока не хочу, — выпалила она скороговоркой. — Ну что стоишь. Не заслоняй мне солнце, присаживайся.

Хипстер усмехнулся и послушно сел рядом.
— И вообще, я должна знать имя человека, из-за которого мне придётся эмигрировать.
— Вениамин. Дурацкое имя. Родители назвали в честь одного писателя-фантаста. Им хорошо, а меня всё детство Электровеником дразнили.
— Ещё одна жертва материнской любви. Будем знакомы, Идиллия, — саркастическим тоном ответила она и энергично потрясла протянутую навстречу руку. — Для обывателей просто Ида.
— Да уж. А я жаловался…
— Я привыкла. В детстве стеснялась, а сейчас даже нравится. Сначала все округляют глаза и переспрашивают раза два, потом обязательно посочувствуют, как я, бедная, с таким живу, зато запоминают навсегда. Один даже стихи мне пробовал писать, но не смог подобрать рифму.
— Про меня только дразнилки сочиняли во дворе. — Веня скривил лицо и нараспев продекламировал:

«Веник-вареник
задолжал нам денег.
Веня, дай нам три рубля,
а не то получишь, бля».

— Обыватели! — фыркнула Ида. — Ничего не понимают. Вот смотри, Вениамин. Ходят люди по набережной. Когда я лежала здесь одна, каждый второй оборачивался в мою сторону и пялился выпученными глазами, потому что не принято у нас, чтобы девушки на газонах валялись. Это грубое нарушение общественной нормы. Если бы на моём месте лежал мужчина, оглядывались бы в пять раз реже. Мужчина на газоне — это нормально, это в порядке вещей, может, он устал, или загорает, или просто алкоголик. Дурацкие гендерные стереотипы.

— А сейчас мы вдвоём здесь сидим, и в нашу сторону не смотрит никто. Мы можем песни петь, есть, спать, — прохожие даже не заметят, потому что это укладывается в одну из существующих моделей, называется, «девушка и парень». Даже если мы разденемся и полезем в Исеть купаться, никто не удивится. Мало ли, может, это новый тренд в романтических свиданиях.

— Просто два индивида с девиантным поведением нейтрализуют друг друга. Мы не представляем для общества угрозы, и оно соглашается на мирное сосуществование с нами.

Прошло несколько часов. Баянист устал, сложил инструмент в чехол и достал папиросы. Тень от фонарных столбов стала длиннее, мороженщица за углом чертыхнулась — закончился пломбир. У Вени в кармане зазвонил телефон. Друзья хором что-то кричали в трубку и спрашивали, где его носит.

— Да не орите вы. Макс, я сегодня не приду. Ну и что, что обещал. Деньги за квартиру я вчера Лёхе скинул, можете не возвращать. Да, дела. Не отложить. Сам ботаник. Да ни хрена вы не понимаете. У вас там пьянка, а у меня… Идиллия.

Я ненавижу современную кредитно-денежную систему.

Сегодня случайно пошла домой другим маршрутом.
Нужно было краску для волос купить, или ещё какую-то ерунду. А на горизонте как раз призывно переливался всеми цветами радуги одноимённый торговый центр. Открылся ещё в прошлом году, но я в принципе не из тех людей, которые любят шататься по магазинам, проходила мимо.

По дороге вляпалась в пару луж и забрызгала брюки до колена, споткнулась о плохо уложенную плитку, на парковке чуть не задавило маршруткой.
Зачем-то зашла в магазин с товарами для дома и на радостях схватила упаковку бокалов-айриш, которые так давно искала по всему городу.
У меня обоев нет дома, зато есть посуда под все виды спиртного, это, наверное, подсознательная тяга превратить квартиру в бар.
Зашла в гипермаркет за краской, за которой, собственно, и пришла.

Дальше просто разговор Смеагола и Голлума в голове.

- Возьми тележку, сумку поставишь тяжёлую.
- Нет, не буду. Мне нужна только краска. Тележка - уловка маркетологов. Я умная и не поддаюсь внушению.
- ВАУ, очки по 79 рублей!
- Они пластмассовые, дешёвые и страшные, и вообще, у тебя есть очки.
- Я только пороюсь в этой куче, а вдруг?
- Смотри, ещё одна упаковка красивых разноцветных стаканов
- Ты сама такие можешь сделать из икеевских, получится лучше и дешевле, иди дальше.
- Мне нужна новая зубная щётка! О! Акция! Купи большую пачку прокладок с экономией! И упаковка какая красивая!
- Дура. Две маленькие упаковки в сумме стоят 115 рублей. Большая - 120. Да где же эта чёртова краска.

- Смотри, моделирующий скраб для тела, и ещё крем для большого пальца левой ноги к нему в комплекте! Тебе нужна новая тушь. А может, взять полуторакилограммовую пачку бритв, чтобы не бегать в магазин потом? Ммм, как булочками пахнет!
Стой, рано на кассу, ты забыла взять резинки для волос!
Ух ты, а тут сигареты дешёвые, ну и что, что бросаешь, возьми блок!

Как я ни сопротивлялась, на кассу пришла с ворохом товаров, высыпающихся из рук, и отдала половину стипухи. Она у меня не такая большая, чтобы по этому поводу рыдать. Но суть в том, что когда я заходила, то планировала оставить в магазине 70 рублей.
__________________________________________

Хочется уехать в горы и жрать невкусную морковку, зато свою и бесплатно. Ходить в дырявых штанах и плевать на то, что ношу пальто уже третий сезон, и половина моего гардероба похожа на вещи бомжа. И дышать свежим воздухом, и ходить босиком, и смотреть на закат, а не на стену вк, и даже не на мою серую стену в комнате.

Но завтра я встану и так же, как вчера, попрусь с унылым лицом в универ, чтобы получить диплом, который мне никогда не пригодится, а по пути буду думать, куда бы устроиться, чтобы достать хоть немного денег на билеты. И хорошо бы скопить на нормальный фотоаппарат и купить ноут. И пару платьев на лето надо.

Потому что матрица никого не отпускает просто так.

А дальше я спустилась из этого злосчастного торгового центра на парковку. И увидела у самого края, где кончаются автомобилеместа, распиленную напополам скалу, прилегающую вплотную к стоянке.

Это убожеское здание с макдональдсом и десятками одинаковых магазинов построили на месте Зоологического карьера. С ним связано столько воспоминаний.
________________________________________

Вообще-то это была просто грязная лужица в скалах, окружённая соснами и песком.
Когда я была маленькая, мы с папой приходили сюда загорать. Купаться меня не пускали - глубоко и грязно, дно непонятно какое, а плавать я толком не умела.
Мы просто лежали под соснами, папа читал мне книжки, играли в слова и ели безумно вкусные помидоры с солью.

От дома до карьера минут тридцать пешком, но мне это тогда казалось целым путешествием. Сначала по дворам в обратную сторону, не туда, куда ходим обычно. Потом перейти через Дерябина - огромная улица! Трасса! Там 4 дороги нужно по очереди перейти!, - потом через гаражи мимо автомоек, потом через волшебную дыру, выпиленную в форме двери в бетонном заборе. Перешагиваешь - и попадаешь в другой мир. Вместо шума машин и серого асфальта - трава, щебет птиц и тишина.

Когда я стала старше, мы начали ходить сюда с друзьями. Покупали газировку с чипсами в ларьке и часами булькались в тёмной воде до посинения. Ныряли с камней, плюхались бомбочками в воду, несколько раз я его даже переплыла (я и сейчас плаваю, как топор, а тогда это казалось подвигом). Потом лазили по скалам, сдирали колени, катались на велосипедах по горкам и пригорочкам, расшибали лбы, прятались в пещерках между камней и сгорали на солнце.

Когда мне исполнилось 13 лет, мир поменял полярность. Я тоже пропадала на карьере, но теперь я сбегала из дома сюда. Пряталась от родителей между камнями (а они знали, где меня искать).
Пропадала целыми днями в недостроенном здании Зоопарка. Эти стены из красного кирпича, изрисованные надписями людей всех социальных слоёв, я помню до сих пор в мельчайших подробностях.

Подвал, в котором даже днём не видно ничего, и приходится идти наощупь по грудам мусора, вытягивая руки вперёд, чтобы найти проём в стене, ведущий наверх.
Балкончик, где всегда собиралась тусовка неформалов-алкоголиков, с которыми я перезнакомилась сразу. Постоянно приходили новые, мы пили какие-то жуткие алкогольные коктейли, от одних названий которых сейчас тянет блевать, дешёвое пиво. Я начала курить здесь же. Сюда приходили и откровенные маргиналы, и девочки-шлюшки, и наркоманы. Я умудрялась с ними общаться и не падать на их уровень. Как я это делала - не понимаю до сих пор.
Альфятня - здесь собирались ролевики. От таких же малолеток до взрослых бородатых мужиков. Меня как-то даже пытались чему-то научить, но я просто любила смотреть, как они фехтуют. Или слушать байки про игры.
Здесь жгли костры, и дым выходил сквозь маленькое узкое окошко у потолка, и я всегда ужасно пахла этим дымом, когда приходила домой.
Много маленьких комнаток с надписями про смерть, стихами на стенах и метками из серии "тут был Вася". В некоторых не было пола, и в темноте можно было легко сломать себе ногу, если повернуть не туда.
Тронный зал с большими бетонными плитами, тёмный, гулкий и жутковатый. Никогда не знаешь, кто выйдет из темноты. Здесь я как-то раз упала на битое стекло, забыв про длинную узкую юбку в пол. Сильно разрезала руку, мне тогда ролевики каким-то клеем её заклеивали. Шрам до сих пор символично пересекает короткой чертой линию жизни на правой ладони. Здесь же сидела как-то ночью, когда уходила из дома. Было ужасно холодно и страшно, я собирала газеты и жгла их.
Ещё была крыша и большая часть здания, куда можно было попасть только через неё. Здесь всегда бегали какие-то смешные паркурщики. И классно было сидеть и смотреть на небо.

Когда я повзрослела и немного поумнела, перестала общаться с сомнительными личностями, всё равно любила приходить сюда, вглядываться в слои надписей и меток на стенах - это как археологические раскопки, ей богу, - ходить по комнатам и залам, пачкать одежду и ставить синяки, но залезать на крышу.
Мой папа продолжал ходить на карьер и читать книжки под соснами.

А несколько лет назад здание перекрасили под крепость. Снимали сцены из фильма по одной из повестей Крапивина. На крыше ещё с месяц потом торчали пенопластовые зубья, висел искусственный плющ (у меня клочки дома где-то валяются) и виднелась бутафорская пушка. Пока всё окончательно не разломали.

А года два назад всё обнесли забором и началась стройка.

Сегодня я обошла многочисленные ограждения, пролезла в дыру в заборе на территорию, поднялась наверх. Торчат уродливые разноцветные стены. Карьер пересох, по его поверхности плавают две дохлые утки, сосны вырубили, площадку выравнивают и заливают бетоном, рядом что-то роет экскаватор, справа продолжают достраивать парковку.
У заднего выхода из ТЦ стоит радужная будочка с надписью "прокат коньков". Спасибо. Если бы не любовь людей к нелепому зимнему развлечению, на котором можно загребать деньги, они бы и карьер заровняли и бетонной плитой сверху приплюснули.

Это грустно, когда на могиле твоих воспоминаний продают гамбургеры.

Всё-таки я учусь на очень упоротом факультете.
Мне к маю кроме курсача и всякой рефератной ереси нужно переделать считалочку про зайчика в стиле Пелевина.

Раз-два-три-четыре-пять, зайчик сел на кокаин?
Вышел зайчик погулять и увидел пустоту?

Серия вкладышей в жвачку со вкусом меланхолии:

Я чувствую себя ненужной, когда…
… не отвечают на мои сообщения
… понимаю, что нет такого дела, в котором я была бы незаменима
… никто не спрашивает, где я, когда меня нет несколько дней
… никто не уговаривает меня остаться, когда я ухожу
… никто не остаётся со мной, когда прошу остаться
… могу спокойно оставить телефон дома и не обнаружить ни одного пропущенного вызова вечером
… понимаю, что не сделала ничего такого, за что мне можно было бы сказать спасибо
… вспоминаю, что никто не обязан меня любить просто за то, что я существую.

Люди - как деревья.

Мы все начинаем из одной точки, и дальше выбираем, в какую сторону расти, тянуться за солнцем или уйти в тень.
Крепнем, растём, обрастаем корой. Некоторые загнивают на корню. У некоторых почва уходит из-под ног-корней. Кого-то срубают, кто-то засыхает сам.

Мы отращиваем ветки по интересам.
Кто-то в сторону ядерной физики отращивает, а кто-то в сторону хоккея.
Я вот, например, люблю книжки читать. А рядом со мной сидит человек, который не догадывался до сегодняшнего дня о существовании Ильфа и Петрова. Зато он может часами говорить о кино. Спросишь про фильм - он тебе сразу расскажет весь актёрско-режиссёрский состав, перечислит все его награды и номинации, вспомнит, в каких кинотеатрах и когда он был в прокате… А я если Джонни Деппа с Брюсом Уиллисом вспомню - и то хорошо, про режиссёров и прочие тонкости вообще стыдливо молчу.

Я это всё к чему.
Хреновые из нас всех деревья получаются.
Однобокие и кривые.

Когда я была маленькая, мне постоянно вбивали в голову дурацкий стишок.
Что-то вроде
"Зима недаром злится - прошла её пора".

Сегодня 28 февраля, на улице солнечно, но через 100 метров от холода начинают болеть пальцы и отваливаться колени.

Я готовлюсь выйти из спячки.
Решаю дурацкие повседневные проблемы, разгребаю бумажные горы, пока меня не засосало окончательно в водоворот бюрократии.
Набираюсь с силами.

Февраль - это как сентябрь, только наоборот.
В сентябре чувствуешь себя так, как будто вот-вот зевнёшь и провалишься в сон на зиму.
В феврале - как на грани сна и утра, когда уже слышишь, как противно трещит будильник, но ещё не до конца понимаешь, что стоит только открыть глаза, наступит спасение. От кошмаров, тоски или просто сладкого калейдоскопа сновидений.

На улице классные звёзды.

Мы так редко смотрим наверх, зато часами можем пялиться в экран. Это очень глупо.

Я, кстати, сегодня померила чужие очки на минус 1,5 и с ужасом осознала, что вижу в них лучше, чем собственными глазами. В голове тут же начали рождаться страшные картины про слепоту и старость. Бррр.
__________________________________

Раздражает то, что сижу на месте. Необходимость каждый день циркулировать по маршруту дом-набитая маршрутка-универ-дом очень утомляет.

Ненужные пары, пустой трёп, по "праздникам" посиделки с друзьями, которые сводятся либо к пьянкам, либо к бабскому нытью, либо к нашим вечным подколам в сторону Макса. Я не говорю, что это плохо. Это замечательно. Меня окружают классные люди. Но этого мало, чтобы назвать жизнь полноценной.

Кто-то сказал, что в жизни человеку удовольствие приносят три вещи: любовь, путешествия и интересная работа.
Любви в обыденном понимании этого слова нет. (Нет, Макс, если ты это читаешь, это не нытьё! Это сухая констатация факта)
Любимой работы нет. И я вообще в последнее время задумываюсь о том, что я не несу пользы обществу и специальность моя - пустая трата времени. Кому нужен диплом журналиста? Кому вообще нужна журналистика кроме самих журналистов?
Есть путешествия. Но когда возвращаешься домой, то попадаешь в болото.
Нет времени, нет денег, и непонятно, куда, а главное, каким образом от этого бежать
____________________________________

В дороге проще.

"… мы все осознали, что, оставив позади бессмыслицу и неразбериху, выполняем свою единственную и благороднейшую для того времени миссию - передвигаемся"

"А ну-ка, чёрт подери, послушайте, мы все должны сойтись на том, что всё прекрасно и нет нужды волноваться ни о чём на свете, мы просто обязаны понять, что на самом-то деле мы ни о чём и не беспокоились", как завещал Керуак.

Я знаю, что делать, чтобы выбраться наконец из этой трясины.
Ехать.